VIII. Картафанов is back

Рассказ «Картафанов is back» — заключительный аккорд в цикле сюрреалистических историй писателя Бориса Николаева о Москве «мутного времени», рассказывающих о трагикомической судьбе полковника Картафанова. Он возвращается домой из Турции переродившимся человеком: после падения в стамбульском хаммаме и времени, проведенного со сбежавшим от него пенисом, который стал пацифистом. В столице Картафанов начинает круто менять свою жизнь ради воссоединения с любимым органом.

Ирония и сатира иногда доходят до абсурда, но за этим фасадом происходит развитие персонажей, которые сталкиваются с кардинальными изменениями, и вынуждены заново определять себя: отказаться от милитаризма и насилия в пользу компромиссов, уволиться с работы, искать в себе человечность и даже писать письма политзаключенным. Несмотря на фантастическую основу и злободневный гротеск, эта история говорит о том, что даже в самые «мутные времена» возможно найти родственную душу.

В заключительном эпизоде серии рассказов о Москве мутного времени «Картафанов is back» полковник Картафанов, герой рассказов «Казус Картафанова» и «Картафанов идет по следу», возвращается домой из Турции переродившимся человеком после памятного падения в стамбульском хаммаме и времени, проведенном со сбежавшим от милитаризма пенисом. В столице он начинает круто менять свою жизнь ради воссоединения с любимым органом.

В том же городе главный герой рассказа «Апгрейд Березкина», высокопоставленный чиновник из Министерства Улучшений, делает головокружительную карьеру, сопровождающуюся новой служебной машиной, апартаментами на престижном горном курорте и яхтой у моря. При этом у него продолжает расти обретенный на тайной мессе в столовой министерства хвост, на теле появляется шерсть, а пальцы на ногах срастаются, образовывая копыта. Неожиданная встреча с Козловым из рассказа «Визит сантехника» только усиливает внутренние противоречия Березкина.

Москва переживает мутные времена, где с ее обитателями происходят странные вещи. Тем не менее в ней еще остались места, где можно заземлиться, встретить родственные души и, возможно, даже попытаться их спасти.

Полковник Картафанов ритмично постукивал пальцами по кожаному портфелю Samsonite и задумчиво смотрел в окно электрички Московского Центрального Кольца. За стеклом мелькали промзоны, торговые центры и бесконечная пробка «трешки». В последнее время он нередко оставлял свой черный Land Cruiser на парковке у дома и передвигался по городу на общественном транспорте. Картафанов очень соскучился по ощущению причастности к обычным москвичам, мчащимся куда-топо своим делам, и сильно кайфовал от этого чувства. Раньше он старался отгородиться от обычных людей заборами, джипами, випами, а теперь, наоборот, с удовольствием растворялся в человеческом потоке. Каратфанов до сих пор пытался осмыслить последние события, которые перевернули его жизнь с ног на голову и, похоже, сильно изменили его самого. Поездка в Стамбул и время, проведенное там в компании с собственным членом после воссоединения, научили полковника по новому смотреть на мир. Роковое и очень болезненное падение на плитку стамбульского хаммама как будто отрезвило его. Он провел несколько дней в местной больнице и чуть не прослезился, когда пенис пришел навестить его с коробкой свежего инжира. По мере выздоровления Картафанов все больше осознавал всю нелепость замысла с похищением и проникался уважением к своему органу. Ему не хотелось больше ловить его сачком для рыбы и насильно тащить обратно на родину. Теперь он просто классно проводил время с членом и это, в итоге, изменило все. После выписки из больницы Картафанов вместе с пенисом обошел все модные бары и клубы Таксима и окрестностей, съездил в волшебную Каппадокию, где впервые в жизни полетал на воздушном шаре. В Каше они наслаждались подводным миром в аквалангах, а в хипстерских Чералах даже вместе медитировали и занимались йогой, чего Картафанов раньше не мог себе даже представить, считая это бабским занятием. Полковник вновь почувствовал вкус к жизни и ее разнообразию, жадно вдыхая свежий и ароматный турецкий воздух. Его восприятие окружающей действительности становилось более мягким, спокойным и безмятежным и это ему все больше нравилось. Он стал чаще улыбаться по поводу и без — просто потому, что чувствовал себя хорошо, наслаждаясь каждым новым днем. Картафанову очень хотелось как можно дольше оставаться в этом состоянии, путешествовать, исследуя себя и жизнь, проводя интересное незабываемое время с собственным достоинством. Они много говорили с членом на самые разные темы — об Ольге Михайловне, о Зиночке, о хоккейной раздевалке, а также о свободе, любви, о жизни и смерти, о войне и конечно о карме. Картафанов удивлялся эрудиции и гибкости сознания пениса и стал постепенно понимать, насколько узко и примитивно он смотрел все это время на окружающий мир и насколько этот мир может быть интересен и богат, если не бояться его исследовать и ему открыться. Вместе с тем, полковник прекрасно понимал, что в какой-то момент возвращение домой неминуемо, так как основной клубок его противоречий находился именно там и ради нормальной совместной будущей жизни с Джеком, как по-дружески он называл свое мужское достоинство, его предстояло распутать.

Первым условием восстановления отношений с пенисом, озвученное еще в стамбульской больнице, была демобилизация — увольнение Картафанова из Министерства Победных Дел. Член на этом категорически настаивал и не хотел даже слышать никакие возражения, в том числе финансового характера. Впрочем, и самому Картафанову после периода турецкого «просветления» не очень хотелось туда возвращаться; тем не менее, ему важно было как можно более мягко уволиться в запас, не подставив самого себя и близких. Времена наступили суровые и это была очень непростая задача в период общенационального напряжения. Картафанову пришлось использовать всю свою смекалку и связи для осуществления задуманного. Через знакомых полковнику удалось состряпать медицинское заключение о серьезных проблемах со здоровьем, которое явилось основанием для перевода в запас. Картафанову даже пришлось фиктивно пролежать несколько недель в онкологическом центре на Профсоюзной улице. В министерстве поверили в легенду, так как последние несколько месяцев после пропажи члена полковник был тенью самого себя — бледный, растерянный, потухший. Ольга Михайловна предложила побриться наголо, чтобы сымитировать последствия химиотерапии.

«Ты прямо Брюс Уиллис у меня! Только лицо надо более постное сделать, когда кто-то из министерства придет. Может лимоны купить?..» — предложила супруга.

«Не волнуйся, у меня и так сама по себе будет кислая рожа при их виде — поскорее бы уже закончить этот цирк и свалить оттуда», — заверил Картафанов.

Единственным из коллектива, кто чувствовал подвох, был его старый приятель подполковник Жеребякин. Он тоже навестил Картафанова в больнице.

«Петрович, свалить хочешь?.. »

«Иваныч, что ты несешь?! Как тебе такое в голову вообще могло прийти?! Друг называется.» — сокрушался Картафанов.

«Да, ладно, Петрович, я тебя понимаю. Мне самому тошно этим заниматься. Я бы и сам свалил, но где мне еще столько платить будут? Что я еще умею, кроме войны? А что я Людмиле Александровне скажу?.. Только новый дом купили на Дмитровке. Завидую я тебе, если честно, свободный человек…»

«Иваныч! Иди ты на хрен! Я тут еле живой вообще, а ты несешь какую-то ахинею вместо поддержки. Все, визит окончен.»

«Да ты уже полгода от меня что-то скрываешь, тебя как подменили. Ладно, не хочешь говорить — пожалуйста. Только комедию ломать не надо», — Жерябякин махнул рукой и вышел из больничной палаты.

Картафанов еле сдержался, чтобы не остановить друга и рассказать всю правду, но подумав о возможных последствиях, решил не рисковать и оставил признание на более благоприятные времена.

В один из дней в палату пришла Зиночка. Предварительно посоветовавшись с членом, полковник решил поставить на паузу эти отношения, особенно бессмысленные в отсутствие последнего. Ситуация с симуляцией болезни как нельзя лучше для этого подходила.

«Довел ты себя, пупсик, до ручки с этой работой и поисками нашего беглеца», — жалела Картафанова Зиночка, выкладывая виноградные грозди на тарелку на прикроватной тумбочке.

«Не говори, котик. Придется какое-то время подлечиться, заняться своим здоровьем. Вообще непонятно, на сколько это все растянется.» — заметил Картафанов.

«Как же я без тебя буду столько времени?.. — опечалилась Зиночка. -Но я все понимаю, дорогой. Здоровье — прежде всего».

Немного поразмыслив, она добавила: «Я подумала, может мне пока съездить отдохнуть в Испанию или на Кипр, чтобы тебя здесь не нервировать и не мешать лечиться.»

Картафанов был готов к такому повороту разговора и парировал: «Да, золото, возьми из прошлых сумм тогда, если не будет хватать — сейчас все деньги уходят на лечение, все так подорожало. Еще не все препараты есть, специально приходится заказывать из-за границы».

В глазах Зиночки заметно потух энтузиазм, так как все прошлые суммы были давно освоены. Но сдаваться было не в ее правилах.

«Хорошо, я одолжу у Инночки, если что, а потом разберемся. Поправляйся, пупс!» — последний ход остался за Зиночкой.

Полковник поцеловал ее на прощанье и глубоко вздохнул.

У Каратафанова уже было предложение по работе — стать директором сети салонов американских грилей с хорошей зарплатой и бонусной системой. Дело в том, что Тимофеев, совладелец бизнеса и муж школьной подруги Ольги Михайловны угодилв психоневрологический диспансер с тяжелым нервным расстройством; ему приснился сон, где он пытается выжить в грязном окопе в разгар ожесточенного боя. Сон стал для него навязчивым видением, который все больше вмешивался в реальность — Тимофееу везде мерещились свистящие автоматные очереди, разрывающиеся гранаты, крики боевых товарищей. Он практически перестал выходить на улицу из дома и часто прятался за своим любимым икеевским диваном от воображаемого противника. Когда врачи забирали Тимофеева в диспансер на реабилитацию, он был в полной уверенности, что попал в плен и очень просил об обмене. В такой ситуации нужно было спасать компанию и семья предпринимателя искала надежного ответственного кандидата, которому можно было доверять. Картафанов предварительно согласовал по телефону новую работу с пенисом и ждал последних формальностей, чтобы приступить к выполнению бизнес задач.

Тем временем электричка МЦК мягко остановилась на станции «Лужники», где у полковника была запланирована пересадка на подземную линию.В столице стояла тридцатипятиградусная жара, вся одежда Картафанова была пропитана потом и прилипала к телу; от асфальта жел жар, способный пожарить яичницу. После нескольких минут, проведенных на улице под изнуряющим солнцем, начинала болеть и слегка кружиться голова. Хотелось спрятаться и перевести духжелательно с кружкой холодного пива; после недолгих раздумий выбор пал на культовый бар «Жигули» в начале Нового Арбата, в котором полковник любил бывать в годы бурной молодости.

* * *

После памятного обретения хвоста из-за участия в таинственной мессе в столовой Министерства Улучшений, жизнь Березкина заметно изменилась. Карьера резко пошла вверх, ему стали доверять проведение самых крупных городских проектов, приглашать на различные симпозиумы, конференции по улучшению жизни горожан, включать в важные комиссии, советы директоров разных государственных компаний. Жизнь завертелась и закрутилась с новой силой. Важными новыми атрибутами стали и материальные приобретения — машина повышенной комфортности от немецкого производителя с мигалкой, заветный коттедж на легендарном подмосковном Ильинском шоссе, горнолыжные апартаменты люкс в районе Роза Хутор и, наконец, жемчужина — яхта Princess в Сочи. Он достиг практически всего, о чем мечтал — максимально улучшив свою жизнь через улучшение жизней граждан. Но у замечательной истории Березкина был один ньюанс.

Хвост продолжал расти вместе карьерой — он становился длиннее, толще, более упругим, покрывался новыми слоями шерсти. Более того, шерсть от хвоста стала равномерно распространяться по всему телу; пальцы на ногах срастались, а ступни постепенно приобретали форму, похожую на копыта. Как следствие, у Березкина возникли проблемы с обувью — приходилось использовать исключительно индивидуально изготовленные туфли у проверенных мастеров, которым отдельно оплачивалась строгая конфиденциальность. В его речи стало появляться непроизвольное козлиное блеяние; в эти моменты Березкин старался замаскировать его кашлеми другими шумовыми эффектами. Врачи в министерской поликлинике как будто не замечали очевидные физиологические изменения и традиционно выписывали травяные сборы, которые должны были помочь успокоиться и поменьше нервничать. Березкин тщетно пытался найти ответы на мучившие его вопросы хвоста и шерсти у других участников ночных месс в столовой министерства, где продолжались новые посвящения и обряды под техномузыку и видеоарт с ядерным взрывом:

«Николай Петрович, Вы знаете, у меня почему-то хвост растет и кажется скоро появятся копыта. Что мне делать? У Вас такое было?..» — допытывался Березкин у своего непосредственного руководителя.

«Ты все никак не угомонишься, Сергей Александрович, а уже пора бы, — отвечал замминистра. — Лучше позвал бы на свою лодку в Сочи — у нас с женой в сентябре свободная неделя как раз будет, можем еще застать бархатный сезон».

«Николай Петрович, да конечно, зачем спрашивать! Я всегда Вас очень рад буду принять. И Леру Владимировну, естественно. Все организуем в лучшем виде. Но я все же хотел про хвост узнать — очень неудобно стало… Еще и копыта… Я теперь не могу раздеться ни на пляже, ни в бассейне… Может Вы знаете какого-то специалиста, который может помочь как-то аккуратно это спрятать?» — не унимался Березкин.

«Нет таких специалистов, я же говорил уже. Подумаешь, какое неудобство — сделай грумминг хвоста, покрась его, добавь искры — сейчас есть все возможности. Будь креативнее, Сергей Александрович. Это очень невысокая цена за то положение, которые ты получил».

«Это да, но…» — нерешительно возражал Березкин.

История знакомства с Козловым произошла в спортивном клубе World Class в Романовом переулке, куда Березкин регулярно ходил на групповые и индивидуальные тренировки. В этот будний вечер он приехал после работы в свой любимый спортзал, промчавшись с мигалкой по вечерней Москве, выпил стакан свежевыжатого сока из сельдерея и моркови в фитнес баре и отправился на тренажер по укреплению мышц груди, совершенно забыв заправить хвост в белые спортивные брюкиAirJordan. Напротив Березкина на другом тренажере над бицепсом работал подтянутый молодой человек в стильном черном костюме Under Armour. Березкин сделал традиционные три подхода для груди и, согласно индивидуальной программе, отправился за бицепсом. Спортсмен в Under Armour побледнел, увидев перед собой Березкина, бодро размахивающего хвостом, торопливо достал из спортивной сумки огромный серебряный православный крест, и, направив его на своего визави, начал бормотать себе под нос что-то, похожее на молитву.

«Оставьте меня в покое! Не приближайтесь ко мне!» — прокричал спортсмен в Under Armour и с крестом, прервав свои заклинания.

Березкину физически стало не по себе, сильно закружилась голова и стало подташнивать.

«Извините, Вы не могли бы прекратить это, пожалуйста. Я подожду, если Вы еще не закончили с бицепсом» — максимально вежливо попросил Березкин.

«Изыди!» — неистово заорал молодой человек с глазами полными ужаса и решительности одновременно, продолжая направлять крест на Березкина.

К боли по всем телу добавился сильный жар; Березкин решил не эскалировать конфликт и отошел в другой конец спортивного зала к велотренажеру. Жар в теле и тошнота постепенно отступили.

«Я вам просто так не дамся!» — продолжал кричать спортсмен, размахивая крестом.

«Сумасшедший какой-то…» — Березкин заправил хвост в спортивные штаны и направил всю отрицательную энергию в покорение велотренажера. Боковым зрением он заметил, как подоспевшая охрана клуба скручивает и выводит смутьяна из помещения.

На выходе из World Classначальник охраны, крупный седовласый мужчина в строгом костюме, подошел к Березкину. Его голова была опущена, все тело приняло извиняющуюся позу.

«Сергей Александрович, простите нас, пожалуйста, недосмотрели. Вы его больше в клубе не увидите».

«Да ничего страшного. Какой-то безумный тип. А что он вам говорил?..»

«Какой-то одержимый, что-то про нечистую силу, страшный суд, чертей. А с виду — приличный молодой человек, давно у нас занимается, так и не скажешь… Извините нас. Можете, пожалуйста, не докладывать руководству?.. Я обещаю, что такое больше не повторится.»

«Хорошо, не волнуйтесь. Спасибо, что быстро среагировали», — успокоил Березкин.

«Спасибо, Сергей Александрович!.. — заметно оживился начальник охраны. — И еще, знаете, он у Вас очень красивый, один из лучших, что я видел!»

«Кто красивый?» — не сразу понял Березкин.

«Ну, хвост! Я знаю, многие завидуют!» — торжественно объявил собеседник.

«Господи… Отстаньте от меня!» — Березкин раздраженно развернулся и быстро проследовал к ожидавшему у входа в клуб черному Mercedes.

Березкин несколько дней думал о молодом спортсмене с крестом и неприятных физических ощущениях во время инцидента, особенно о сильном жаре, который на время охватил все тело. Казалось, что этот парень или его крест обладали какой-то сверхъестественной способностью, но в это было сложно поверить. Через начальника охраны World Class он выяснил, что фамилия парня Козлов, что его забрали в полицию, которая составила на него протокол за нападение на представителя власти. В настоящий момент он находился в одном из московских СИЗО. Через свои контакты в Агентстве Профилактики Отклонений Березкину удалось договориться о свидании с Козловым под видом общественного защитника.

Березкин ожидал Козлова в душной комнате свиданий Матросской тишины. Хвост был надежно спрятан, чтобы не провоцировать собеседника. От волнения Березкинсильно вспотел — помимо спортсмена с крестом в это СИЗО недавно отправили несколько высокопоставленных сотрудников из соседнего Министерства Просветления за завышение смет, даже несмотря на то, что у одного из них был хвост и проступали рога. Наконец, в дверях показался Козлов, одетый во все тот же черный спортивный костюм. У него был довольно потрепанный вид, который свидетельствовал о возможных разногласиях с полицией или охраной World Class. При виде Березкина Козлов снова широко раскрыл глаза от ужаса, сильно побледнел и попятился назад к двери.

«Пожалуйста, не бойтесь! Я пришел с миром, мне нужна Ваша помощь и, возможно, я сам Вам помогу поскорее выйти отсюда», — Березкин предвидел такую реакцию своего собеседникаи заранее подготовил аргументы.

Немного поразмыслив, Козлов очень осторожно вернулся к своему стулу и медленно сел на него, отодвинувшись на максимально возможное расстояние от собеседника.

«Я Вам гарантирую, что ничего Вам не сделаю. Просто выслушайте меня», — продолжил Березкин.

«У меня в кармане чеснок, если дернетесь в мою сторону — Вам будет очень неприятно», — шепотом предупредил Козлов.

«Чеснок?.. Ну хватит уже! …Я хочу избавиться от… Ну Вы понимаете… И мне кажется, что Вы мне можете в этом как-то помочь. Я, в свою очередь, могу вытащить Вас отсюда».

На лице Козлова отобразилась тень сомнения.

«С чего это Вы хотитеизбавиться от хвоста?.. Это как-то подозрительно. Сейчас все мечтают о хвосте».

«Я понимаю, что Вы мне вряд ли поверите. Давайте я просто предложу Вам сделку — Вы мне помогаете с хвостом, а я Вам с СИЗО. Без всяких сентиментов».

«А как я Вам могу помочь? Я же не экзорцист…» — ответил Козлов.

«У меня были очень странные физические ощущения, когда Вы направили на меня крест и начали читать молитву. Возможно в этом есть какая-то разгадка.» — предположил Березкин.

«Я сам ничего об этом не знаю. Мне этот крест дали, как защиту. Попробуйте обратиться к Сантехнику».

«К кому?» — удивленно спросил Березкин.

«К Сантехнику. Он нам помог остановить кровь из водопровода. Я Вам дам номер диспетчерской, скажете от Козлова. Только сначала вытащите меня отсюда».

«Что? Кровь из водопровода?» — Березкин с подозрением посмотрел на Козлова на предмет вменяемости последнего.

«Вы на меня так странно смотрите. Можно подумать, что у Вас самого хвост не вырос…» — резонно парировал Козлов.

«Да, извините. Это автоматически. Из прошлой жизни, видимо. А почему кровь шла?. » — поинтересовался Березкин.

«Вот видите, Вы даже этого не замечаете, потому что оборотень… А она уже давно идет. Я, правда тоже не сразу заметил, но лучше поздно, чем никогда. Сантехник мне глаза открыл на происходящее. Он особенный».

«Так ладно, я ничего не понимаю, но надо что-то делать. Давайте, я Вас вытащу из СИЗО, а Вы взамен дадите мне его контакты этого сантехника. По рукам?» — Березкин протянул руку собеседнику через отверстие в стекле, но тот еще дальше отодвинулся на стуле.

«Извините, но я Вам не до конца доверяю. Давайте Вы вытащите меня отсюда и тогда получите телефон», — ответил Козлов и встал со стула, давая понять, что свидание окончено.

«Б-е-е-е-е-е-е-е!» — блеяние невольно вырвалось у Березкина и он постарался замаскировать это под кашель.

«Чего это Вы блеете?..» — обернувшись, удивился Козлов.

«Простудился где-то, кашель замучил.» — неуклюже объяснился Березкин и быстро направился к выходу.

Ему потребовалось несколько дней, чтобы решить вопрос с освобождением Козлова. Пришлось обратиться к Дмитриеву, прикрепленному к министерству куратору из Национальной Службы Спокойствия и по совместительству ведущему мессы в столовой. Березкин обосновал свою просьбу тем, что был хорошо знаком с Козловым по совместным тренировкам и парень просто сильно увлекся неудачным дружеским розыгрышем. Учитывая возросший авторитет и аппаратный вес Березкина, Дмитриев пошел ему навстречу и после продолжительной профилактической беседы Козлова отпустили. Березкин позвонил свою подзащитному тотчас после освобождения.

«Ну все, поздравляю! Вопрос решен», — бодро отрапортовал Березкин.

«Да, спасибо. Вот еду домой уже, жена забрала. По Вашем вопросу — звоните в диспетчерскую по телефону ******* и спросите Сантехника. Скажете, что Козлов из квартиры **** из дома на Шмитовском проезде посоветовал обратиться, — ответил Козлов. — И удачи Вам, в Вас что-то еще, видимо, осталось человеческое, не опоздайте».

Березкин попросил водителя высадить его в районе Гоголевского бульвара, где он любил прогуливаться еще в молодости, обдумывая важные решения, а иногда просто проветривая мозги. Лето было в самом разгаре, бульвар утопал в зелени и прохожих. Березкин направился от Остоженки в сторону Арбата, вспоминая золотое беззаботное время, проведенное здесь с друзьями и подругами. Хвост дал ему очень многое в жизни — статус, деньги, стремительный карьерный рост, связи. Благодаря ему Березкин залетел на орбиту, о которой раньше даже не мечтал. Казалось, у него было все. Тем не менее, по непонятным причинам он ощущал себя все менее счастливым. И дело было не только в хвосте, шерсти, блеянии и копытах — он чувствовал, как внутри постепенно превращается во что-то чужеродное и это приводило его в состояние ужаса. Он инстинктивно понимал, что нужно еще совсем немного, чтобы процесс трансформации был окончательно завершен и тогда вернуться назад будет уже невозможно — старый Березкин полностью отомрет и наступит эра нового с хвостом.

Он дошел до памятнику Гоголю и присел на свободную скамейку. Березкину показалось, что Николай Васильевич с интересом посмотрел на него и от этого ему совсем стало не по себе. Он отвел взгляд от памятника и набрал номер диспетчерской, полученный от Козлова. К удивлению номер оказался свободен, несмотря на час пик.

«Девушка, добрый вечер! Соедините меня, пожалуйста, с Сантехником!» — попросил Березкин.

«Он сейчас на вызове. А по какому вопросу?..» — поинтересовалась диспетчер.

«Я по срочному, меня к нему Козлов со Шмитовского послал, они хорошо знакомы вроде.»

«Хорошо, я попробую узнать. Оставайтесь на линии».

Березкину включили ноктюрн Шопена на линии и он попытался скоротать ожидание за наблюдением за окружающими. Вокруг него был традиционный набор посетителей бульвара — несколько парочек, в том числе одна целующаяся, один пожилой угрюмый собачник с корги, студенты с пивом и гитарой, компашка бездомных и две мамаши с колясками. Обычные люди. Люди как люди. Очевидно, что именно они были целью деятельности самого Березкина и всего Министерства Улучшений. Но что у него с было с ними общего и что он знал об их жизни?.. Он еще раз внимательно посмотрел на обитателей бульвара и ему показалось, будто он смотрит на аквариумных рыбок. Березкин стряхнул пыль с индивидуально изготовленных в Италии черных лакированных ботинок, поправил жирный шерстяной хвост, торчащий из темно-синих брюк Zegna, сверил время на любимых часах Jaeger-LeCoultre Reverso и, вздохнув, признался себе, что уже давно улучшает что-то другое, что совсем не связанно с обитателями аквариума.

«Я Вас слушаю», — из трубки донесся глубокий мужской голос.

«Добрый день! Меня зовут Сергей Александрович Березкин, меня к Вам направил Козлов со Шмитовского проезда, сказал, что Вы поймете», — отрапортовал Березкин.

«Козлов… А да, конечно! Помню! Молодой парень, спортивный такой. Кровь у них текла из крана.»

«Кровь из крана? Козлов что-то про это говорил.»

«Вы по какому вопросу? Тоже кровь течет?.. »

«Нет, у меня хвост вырос. Еще шерсти много и, похоже, копыта прорастают.»

«Аааа. Понятно. Вы из этих…»

«Из каких этих?»

«Ну как из каких? Из оборотней конечно! И что Вы хотите? Все вернуть обратно?»

«Да, очень!.. А откуда Вы знаете? Б-е-е-е-е-е-е… » — заблеял Березкин и сразу начал нарочито кашлять для маскировки.

«Ну вот видите. Вы думаете, что Вы у меня первый?» — усмехнулся Сантехник.

«Вы мне сможете помочь?..» — с надеждой спросил Березкин.

«Попробуем. Хотя, каждый случай довольно индивидуальный».

«Что от меня потребуется? Я на все готов!» — почти взмолился высокопоставленный сотрудник Министерства.

«Записывайте. Сначала, конечно, нужно уволиться, хотя это будет непросто. Придумывайте все, что угодно — болезни, проблемы у жены, детей, родственников, все, что угодно, но Вы не должны там больше работать».

«А на что же мне жить?..» — поинтересовался Березкин.

«Не прибедняйтесь, если у Вас есть хвост, то на пару поколений Вы уже точно обеспечены. Найдите себе работу попроще, что-то более приземленное и полезное для себя и людей. Откройте кофейню, пеките булочки. Это первые шаги. Дальше — есть варианты. Пожалуй, самый действенный — начните писать письма политзаключенным».

«Политзаключенным?.. »

«Да, современные мученики. Их становится все больше и писарей не хватает. По практике, примерно через год написания писем хвост начинает отсыхать», — пояснил Сантехник.

«Так долго… А что мне им писать?..» — недоумевал Березкин.

«Расскажите Вашу историю про хвост и копыта — уверен, им будет очень интересно».

«Меня за это не посадят?..»

«Вас скорее посадят, если будете заниматься тем, что делаете сейчас с заышенными сметами, тендерами или что вы там пилите. Кстати, можете еще что-то пожертвовать на помощь тем же политзекам — процесс еще ускорится. Действуйте, Березкин. Но торопитесь, у Вас не так много времени», — предупредил Сантехник.

«Да, я это чувствую. Во мне что-то новое оживает.»

«Вот вот. Если оно совсем окрепнет, никакие письма уже не помогут. До связи! Не могу больше говорить — очень много вызовов по водопроводу… И Козлову привет, если увидите или услышите его где-то».

«Передам. Спасибо Вам.»

В трубке раздались гудки. Вокруг продолжалось броуновское движение спешащих куда-то москвичей и гостей столицы. Березкин пытался прийти в себя от разговора с Сантехником, решив, что ему надо что-то выпить и обдумать услышанное. Немного поразмыслив, он направился в расположенный неподалеку легендарный бар «Жигули», куда еще в студенчестве любил захаживать с друзьями, обсуждая девушек и спорт за кружкой пива.

* * *

Картафанов допивал вторую кружку Жигулей, сидя посередине зала за общим столом на жесткой лакированной скамье, когда в бар зашел серьезный молодой мужчина в дорогом темно-синем костюме и накрахмаленной белой рубашке. Лицо посетителя показалось ему знакомым. «Какая-то шишка», — подумал про себя полковники и хлебнул пивка. «Шишка» тем временем подошла к прилавку, заказала пиво и, после короткого ожидания, направилась вместе с кружкой искать свободное место. Обойдя весь зал, молодой человек присел аккурат рядом с Картафановым.

«Не возражаете?..» — вежливо поинтересовался незнакомец.

«Пожалуйста!» — ответил полковник, немного придвинув к себе кружку.

Картафанов пил пиво и украдкой разглядывал соседа. Было заметно, что его статус был явно выше уровня заведения о чем, например, свидетельствовали эксклюзивные часы Jaeger LeCoultre Reverso. Картафанов тоже гордился своими часами Breitling и на всякий случай демонстративно поправил их на запястье. Выпитое пиво и любопытство настраивало полковника на смолток.

«У Вас очень интересные редкие часы», — обратился он к собеседнику.

«Да, спасибо, мои любимые Джагеры. Это подарок от коллег на юбилей. Был совсем вот недавно.Я отказывался, но они настояли. — не очень уверенно ответил незнакомец. — У Вас, кстати, тоже серьезная марка».

«А, эти?.. Наградные.» — также машинально соврал Картафанов.

«Я кстати, Андрей Петрович!» — полковник протянул руку собеседнику.

«Очень приятно, Сергей Александрович».

«Легендарное место. Часто здесь бываете?» — поинтересовался Картафанов.

«Да, историческое. Сейчас нет, а раньше захаживал.» — ответил Березкин.

«Вот и я тоже по молодости любил здесь посидеть. Пиво, конечно, здесь паршивое, но аура.» — рассуждал полковник.

«Да, соглашусь. Ну, будем!» — Березкин поднял свою кружку.

«На здоровье!» — вторил ему Картафанов.

Через некоторое время на столе стояла небольшая батарея из пустых пивных кружек.

«Я Вас кстати где-то раньше видел», — не удержался Картафанов.

«Очень возможно. Я из Министерства Улучшений. Иногда даю интервью про улучшения разным каналам», — ответил Березкин.

«Точно! Наверное по телевизору. О, да Вы известный человек! А я раньше в Министерстве Победных Дел работал.» — признался Картафанов.

«Ого, это наше все вообще! Сочту за честь с Вами выпить! Боевой генерал?..»

«Полковник. Я больше картами и планами занимался.» — засмущался Картафанов.

«Это все очень интересно. А почему ушли?»

К этому моменту Картафанов выпил уже почти 4 кружки Жигулей, что настроило его на откровенный лад.

«Вы действительно хотите узнать или просто из вежливости интересуетесь?..»

Березкин понял, что зашел на скользкую территорию и решил немного разрядить обстановку.

«Да, конечно интересно. Ну только если это не военная тайна!»

Картафанов наклонился к Березкину и прошептал на ухо.

«У меня пропал хер…»

Березкин с удивлением посмотрел на собутыльника.

«Как это?..»

Через час подробного рассказа Картафанова мужчины сидели рядом на одной лавке. У полковника слегка намокли глаза; Березкин по-дружески обнимал нового товарища.

«Но сейчас уже все нормально. Вернее еще не совсем нормально, мой Джэк в Стамбуле, а я здесь, но мы снова общаемся, созваниваемся, шутим, подкалываем друг друга. Мечтаем посерфить как-нибудь вместе. Я многое переосмыслил и понял, что мне на хрен не нужно это министерство и наступления. Жизнь вообще про другое и я хочу ее дальше прожить по-человечески. Я тут как-то в театр сходил на Наумова, Джек посоветовал».

«Это который сидит сейчас?..» — уточнил Березкин.

«Да, за месяц до этого. Спектакль „Заводной Буратино“. В общем, нельзя жить в постоянной ненависти ко всему и решать вопросы насилием. Насилие порождает насилие, это порочный круг. Мы все тут очень жесткие, надо смягчаться, Сергей Александрович. Хуи — они тонко чувствуют, вот и побежали все. А как мы без них? Да и они без нас тоже. Надо заканчивать всю эту жесть и искать компромиссы».

Теперь настало время прослезиться Березкину.

«Как я тебя понимаю, Андрей Петрович! Ты как будто сейчас про меня рассказывал! Я тебя сейчас тоже удивлю. Вот, смотри, блядь!» — с этими словами Березкин достал из темно-синих штанов Zegna огромный шерстяной хвост с кисточкой на конце.

«Хера себе!.. Можно потрогать?..» — спросил ошарашенный Картафанов.

Березкин кивнул и полковник погладил жирный хвост своего нового знакомого.

«Упругий какой! Никогда такого не видел. Он как-то пристегивается?..» — не переставал удивляться Картафанов.

«Он вырос у меня! Они меня засунули в капсулу и облучили чем-то, уроды. Ты себе представить не можешь, как постоянно жить с хвостом.»

«Ну с хвостом все-таки лучше, чем без члена», — предположил Картафанов.

Березкин вытер глаза и немного призадумался.

«У тебя уже все идет на поправку, а у меня только хуже — хвост растет, шерсть, копыта на ногах стали появляться. Я даже блею теперь иногда. Мне страшно, Андрей Петрович. Я превращаюсь во что-то. В какого-то черта.»

Теперь уже Березкин поведал Картафанову свою историю, упомянув в ней Козлова с крестом и Сантехника с советами писать письма политзекам.

«Не знаю, что мне теперь делать, Андрей Петрович. Я больше не хочу там работать, к черту это бабло, мне очень тошно от всего. Я когда начинал карьеру совсем о другом мечтал. Все эти улучшения — полная профанация. Мы только себе все улучшаем, в своей собственной вселенной. А обычные люди там сами по себе в аквариуме болтаются. Мы за ними снаружи наблюдаем и ставим разные эксперименты. Я сегодня это четко понял там у Гоголя. Я не святой конечно, но точно не хочу быть чертом, а все к этому идет. Я серьезно думаю насчет того, что мне сказал Сантехник. Б-е-е-е-е-е-е-е-е-е.» — заблеял Березкин и снова постарался заглушить это раскатистым кашлем.

«Сергей Александрович, я тот еще советчик без хуя, как говорится. Но что-то все-таки понял из своей истории, может и тебе поможет. Тут надо сделать выбор, определиться. Сделаешь выбор — будет сразу лучше и легче. Даже если не избавишься от хвоста, просто станешь добрым и симпатичным чертом. А может, наоборот, — настоящим сатаной! Дьяволом улучшений. Тогда, чем больше и толще хвост, тем лучше. Главное твердо решить внутри себя, кто ты и зачем живешь — остальное уже потом подстроится. Сейчас время такое острое, приходится выбирать — тогда тебя не будет ничего разрывать изнутри и казаться что ты во что-то превращаешься».

Березкин протянул руку Картафанову.

«Спасибо, Андрей Петрович! Мне уже чуть легче стало, если честно. Я как будто заземлился тут немного. Не знаю, чем все это закончится, но я очень рад, что встретил тебя. Хотя бы понимаю, что я не один вляпался в историю… Ты не против вместе попить этого говнопива здесь через пару недель и сверить часы, как говорится?.»

«Сочту за честь выпить с настоящим чертом!» — радостно заявил Картафанов.

«По рукам, охуенный полковник! Б-е-е-е-е-е-е-е-е!» — поддержал товарища Березкин, уже не пытаясь прятать блеяние. Собутыльники подкрепили договор, звонко чокнувшись пивными кружками.

* * *

На бульварах смеркалось, тени постепенно исчезали, детского смеха становилось все меньше, а шумных песен под гитару все больше. Пролетающий косяк птиц сбросил вниз очередную порцию пищевых отходов, часть из которых смачно упала на аккуратный пробор Николая Васильевича, как обычно с интересом наблюдающего за любимым городом и его обитателями.