В эпоху, когда киностудии и продюсеры сражаются за внимание зрителя, пытаясь впечатлить его спецэффектами, объёмным изображением и технической зрелищностью, некоторые режиссёры возвращаются к языку тишины. Почему в XXI веке продолжают снимать немое кино?
В материале автора киноведческого канала Нешаламэ Артема Кузьмина — о том, как молчание заменяет речь, пробуждает воображение и становится универсальным языком переживания; почему тишина порой способна рассказать о персонаже больше, чем любые реплики; против чего протестует немое кино; как отсутствие звука влияет на восприятие времени и пространства в фильме и почему мы можем услышать то, чего нет.
Тишина — это тоже звук
Японский композитор Акира Ямаока, создавший саундтрек к игре Silent Hill, однажды сказал: «Тишина — это тоже звук». Убрав из хоррора нагнетающую музыку, он оставил нас один на один с нашим воображением, которое способно нарисовать намного более жуткие картины, чем любой даже самый искусный художник, чем доказал: чтобы заставить человека бояться, достаточно оставить его одного в комнате — объекты страха он придумает сам.
Пока современные кинотеатры завлекают не только пространственным Dolby звучанием, но и бо́льшим погружением зрителя через объемные 3D-изображения и запахи, некоторые фильмы, принявшие аскезу иммерсивности, отказались не только от этих технологических достижений. Для чего же это нужно?
Как используют тишину в фильмах
Ямаока не был первым, кто догадался использовать тишину как звук. Таким приёмом часто пользуется Хаяо Миядзаки. Когда первый мультфильм студии Ghibli «Небесный замок Лапута» показывали в США, представители американской прокатной компании решили, что американские дети недостаточно смышленые для того чтобы смотреть мультик, в котором много звуков, но мало музыки. Если Сита убегает от преследования, считали они, то должна звучать тревожная музыка, а если её вот-вот спасут, то должна звучать обнадеживающая. По их мнению, так проще управлять зрительскими ожиданиями. В старых мультфильмах студии Disney музыка звучит всегда, не переставая, чтобы задать настроение сцене. Именно поэтому американская версия «Лапуты» отличается от всех остальных: в ней очень много музыки, и это полностью разрушает созданный Миядзаки мир.
Во-первых, из-за отсутствия музыки и слов в некоторых сценах мы буквально не знаем, чего ожидать, поэтому включаемся, пытаясь предугадать, что же будет дальше. Это заставляет нас переживать за судьбы героев. Во-вторых, в таких сценах появляется звук, с помощью которого Миядзаки текстурирует пространство вокруг героев. Сита и Пазу попадают в город, созданный более развитой цивилизацией, но когда Пазу бежит по коридору, мы понимаем, что пол там металлический, это добавляет реалистичности и позволяет проникнуться происходящим.
Почему мы «слышим» немые фильмы
Звук передается не через пространство, а через вибрации. Чтобы наглядно представить это, достаточно натянуть нитку между двумя консервными банками — они вступят в резонанс, и вы получите телефон, способный передавать звуки настолько далеко, насколько хватит длины нити. Аналогично этому не важно, что в кинозале нет звука. Мы видим, что происходит на экране, это резонирует с нашим опытом, и мы слышим, о чем думают герои, и что они переживают, хотя из динамиков не произносится ни слова.
Именно благодаря тому, что звук проходит через рельсы, мы узнаем о приближении поезда задолго до его появления на горизонте. Не зря люди решили, что первым фильмом было «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота» (на самом деле он не был ни первым снятым, ни первым показанным публике). Поезд не только вестник прогресса, универсальная метафора приближения больших перемен, но и манифест примата изображения над звуком. Мы знаем, с каким звуком приближается поезд — картинки достаточно. Нам не нужно объяснять словами, почему плачет ребенок — для нас сам этот факт достаточное событие, чтобы сопереживать ему: любить того, кто ему поможет и ненавидеть того, кто ему вредит.
Зачем в кино речь
Сама идея наделить актёров на экране способностью говорить не кажется такой уж органичной. Это добавляет всем работы, усложняет процесс создания и ставит барьер к восприятию. Для начала голос должен подходить актеру и авторской задумке. Переозвученная Надя из «Иронии судьбы» приходит в наши дома каждый Новый год. Барбара Брыльска — актриса, исполняющая её роль, до сих пор общается с сильным польским акцентом, что не подходит для учительницы русского. Потом этот голос надо как-то записать на площадке, либо переозвучить все эпизоды после. В фильме «Вавилон» Дэмьяна Шазелла, посвященном становлению звукового кино, отлично показано, что звукооператоры рисковали жизнью, чтобы записать голос актрисы на площадке, потому что оборудование быстро и сильно нагревалось, приводя к летальным исходам тех, кто непосредственно с ним работал. Кроме того, возникают вопросы, связанные с языком. Почему вдруг император средневековой Японии говорит на английском с американским акцентом? И как потом всё это переозвучивать, чтобы другие поняли? Ведь нужно не только сохранить смысл сказанного, но и попасть в артикуляцию актера, говорящего на совсем другом языке. Речь в кино всё только усложняет и делает историю менее доступной.
Как тишина становится языком
Во франко-японском полнометражном мультфильме «Красная Черепаха» нет диалогов между персонажами. Но к такой мысли создатели пришли не сразу. Вначале думали между французским, немецким и английским, но режиссёру Михаэлю Дюдоку де Вита не нравился результат. Пытались использовать выдуманные языки, затем тарабарщину, но выходило, по его словам, слишком комично. После этого ему позвонили из японской студии Ghibli, которая выступала продюсером мультфильма, где посоветовали и вовсе отказаться от диалогов. Сначала де Вита был ошарашен, но потом идея ему очень понравилась: теперь герои переставали принадлежать к какой-то конкретной культуре, а значит, становились понятны всем и сразу. Не каждой истории подходит речь. Главные герои — семья. Члены семьи могут понимать друг друга без слов. Слова же, напротив, разрушают магию их взаимопонимания и заставляют зрителя задавать ненужные вопросы. Де Вита рассказывал, что серьезно изучал искусство мимов, чтобы научиться минимальными движениями передать всю палитру эмоций, которую испытывает герой. Режиссёр сам подчеркивал сохранившуюся связь анимации и немого кинематографа, замечая, что в основе обоих жанров лежит образ.
Как тишина усиливает эмоции
Немой мультфильм «Мечты робота» рассказывает о мире, в котором Нью-Йорк 90-ых населен гуманоидными животными. Один из горожан, пёс по имени Собака, страдает от одиночества, поэтому покупает себе специального робота-компаньона. В результате небольших приключений обездвиженный робот застревает на пляже почти на год, где мы видим его сны вперемешку с реальностью. Здесь тишина работает на усиление эффекта одиночества и чужеродности мира, в котором звук исходит только из двух плёночных кассет с песнями, главная из которых — культовая песня September группы Earth, Wind and Fire, рассказывающая о воспоминании двух влюбленных про прекрасно проведенный вечер 21-ого сентября. Песня с ретроспективными повествованием выбрана неслучайно: она подчеркивает ностальгический тон всей картины. Режиссер Пабло Бергер так же застрял в иллюзии о безопасном мире накануне теракта 9/11, как и робот на пляже Кони-Айленда.
Как тишина помогает сфокусироваться
Фильм «Идеальные дни» Вима Вандерса от силы насчитывает три коротких диалога при хронометраже больше чем в два часа, однако фильм остается для зрителя невероятно увлекательным. Тем удивительнее, что нам показывают всего лишь быт уборщика токийских общественных туалетов, наслаждающегося своей рутиной. Примечательно, что и здесь почти единственным источником звука становятся пленочные кассеты с песнями, которые герой ставит перед началом рабочего дня, в зависимости от погоды и настроения. Редчайшие здесь диалоги и ещё более редкие ответы главного героя (обычно он просто кивает) заставляют нас сконцентрироваться на действии и, что не менее важно, наверняка запомнить две главные фразы фильма: «Сегодня — это сегодня» и «Становятся ли тени темнее, когда накладываются друг на друга?». Последний вопрос произрастает из человеческой наблюдательности, и не просто так герой задается им. Именно в этом фильме, полностью сконцентрированном на действии, развивается наблюдательность.
Тишина как предостережение
Все современные немые фильмы, как правило, объединяет общая тема. «Красная черепаха» — проблема отцов и детей, «Мечты робота» — демонстративный отказ принимать современный мир, полное благоговение перед ностальгией, «Идеальные дни» — история человека, про которых говорят «таких больше не делают»: немногословных, скромных, работящих, честных. Тишина в сегодняшних фильмах становится символом старорежимности, отказом от попытки стать современным и соотвествовать времени. Если мы живём в то время, когда за твит могут выгнать из профессии и даже посадить, то лучше молчать и предпочитать дело слову, создавая пространство для интерпретаций. Так тишина становится криком, предостережением о том, куда мы катимся.
Японский композитор Акира Ямаока ввёл тишину в Silent Hill, потому что тишина — это тайна, мистерия, она создает широкое поле для интерпретации. Тишина в кино оставляет зрителя один на один с движением на экране, побуждая его включаться, сопереживать, думать. Она взывает не только к прошлому как некой мечте, но и буквально к прошлой форме потребления контента. В 2024 году стало известно, что Netflix просит сценаристов, чтобы их герои проговаривали свои действия и мотивации на случай, если зритель чем-то занят во время просмотра. Немое кино неожиданно обретает протестное значение, как бы говоря: «Суть развлечения не в том, чтобы тебя развлекали, а в том, чтобы развлекаться». Удовольствие от кино можно получить только тогда, когда нитку между двумя консервными банками тянут оба — и режиссер, и зритель, — тогда, вне зависимости от дистанции, возможен диалог.
